На каждом из них стояла лампа с абажуром, проливавшая мягкий, рассеянный свет на лица людей сидевших друг против друга и разделенных узкими белыми прямоугольниками. Очень немногие из посетителей отваживались протанцевать раз-другой, и оркестранты, обескураженные отсутствием интереса к их музыке, тянули свою мелодию с полным безразличием.
В углу зала стояла машина счастья, внутри которой под стеклом заманчиво блестели стопки серебряных монет, нараставшие с каждым часом. Около машины суетился какой-то человек, опускавший в отверстие монетку за монеткой и мечтавший, наверное, с помощью какого-то рычага, а может быть, волшебного ключа, обрушить на стоявший позади машины пустой поднос каскады серебра.
Официанты заерзали, готовясь половчее расстелить резиновый мат. Внезапно раздался протяжный аккорд, привлекший внимание присутствующих к щеголеватому человеку. Он поднялся на эстраду и скучным голосом объявил программу выступлений на текущую неделю. Пока он говорил, официанты выскочили с подстилкой и аккуратнейшим образом, как скатерть, постелили ее на полу. Участники первого номера выбежали на эстраду.
Мы наслаждались их мастерством. Вместе с нами любовался и игрок у машины счастья, отказавшийся на время от попыток выиграть свой «монетный холмик».
— Тихий сегодня вечер, — сказал один из официантов.
— А обычно у вас бывает веселее?
— Да, но такая вот тишина у нас тоже не редкость.
— Странно тут проводят время. Даже порадоваться нечему, — сказал я, оглядывая столики.